Молчанов В.Е. О тех, кто не вышел на орбиты
Предисловие Ярослава Голованова
ПРАВДА О ЛЮДЯХ КОСМОСА
На
сессии Верховного Совета спорят: надо ли давать деньги на космические
исследования. Я не хочу критиковать тех депутатов, которые утверждают,
что давать не надо. Если люди демонстрируют невежество, их надлежит не
критиковать, а просвещать. И в том, что споры такие ведутся, виноваты
не депутаты, а люди, которые занимаются космическими исследованиями и
их пропагандой. Именно они, со всей их пресловутой анекдотичной
секретностью, с полным забвением самокритики, с укрывательством
собственных огрехов и фанфарным клокотанием по поводу не столь уж
эпохальных побед, с превращением космонавта в неизбежного Героя, вне
зависимости от его личного вклада в огромное общее дело, - именно они
унавозили ту самую почву, на которой проросли и пошли в рост и
невежественная критика, и поверхностный скептицизм, да впрочем, и то
искреннее, прочно укоренившееся в самых широких слоях нашего общества
непонимание, что же даёт народу эта самая космонавтика, о которой
столько говорят и пишут. Интерес к космическим исследованиям
стремительно угасает. Я заметил: мальчишки перестали играть в
космонавтов и забросили бочки и ящики, в которых ещё недавно
«летали» на Луну и на Марс. А это показатель
точный. Мы так много лгали своим читателям, слушателям и зрителям, что
нам перестали верить, перестали читать, слушать и смотреть. И вернуть
это общественное доверие можно единственным способом: говорить правду,
высказывать разные точки зрения критиковать.
Ярослав Голованов Мне очень хотелось рассказать, например, правду о первом, «гагаринском» отряде наших космонавтов о двадцати молодых, часто наивных, очень чистых ребятах, не ведавших о возможной вселенской славе, не мечтавших о золотых звёздах и золотых генеральских погонах. Два года убеждал я многочисленных цензоров, что обороноспособность нашей страны не ослабнет, если назвать восемь фамилий нелетавших космонавтов первого отряда, из которых одних уже нет в живых, а другие - на пенсии. Дошёл до маршала С.Ф. Ахромеева. - Зачем их называть? - удивился маршал. - Ведь в космос они не летали, а стало быть, никакого вклада в космонавтику не внесли... - Но, Сергей Фёдорович, быть может, та взыскательность, с которой отбирались космонавты, и помогла другим взлететь в космос, - возражал я. - А потом, чисто по-человечески, разве не хочется этим лётчикам, которые, кстати говоря, перед нашей армией ни в чём не провинились, чтобы их внуки говорили с гордостью: «Мой дед готовился лететь в космос вместе с Гагариным...»; Маршал не внял. Прошло два года, и лишь прямое вмешательство члена Политбюро ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева позволило опубликовать весной 1986-го в «Известиях» документальную повесть «Космонавт №1» и назвать все дотоле «секретные» имена. И тогда я получил первое письмо от Вадима Евгеньевича Молчанова. Оказалось, что в Туле живёт человек, который все эти «секреты» давно знает и не только не хуже, а, пожалуй, лучше меня изучил биографии наших космонавтов и все извивы их подчас причудливых судеб. Он не летал на космодром, не работал в Центре управления полётами, не жил в Звёздном городке. Тогда он ещё не был лично знаком ни с одним нашим космонавтом. Но он знал о них всё - о летавших, о нелетавших, о тех, кто только собирался стать летавшим (или нелетавшим). Вадим вырос в семье военного лётчика, и хотя сам лётчиком не стал, на всю жизнь сохранил интерес к небесным профессиям. Многие годы внимательно и скрупулёзно собирал он сведения о космонавтах СССР, астронавтах США и участниках космических путешествий из других стран, используя всю доступную ему советскую и зарубежную литературу. Простой рабочий - эксплуатационник газовых сетей - превратился, да, именно превратил себя, в настоящего специалиста, в советах и комментариях которого подчас нуждаются люди, многие годы пишущие о космонавтике и у нас и в других странах. Брошюра, которую вы держите в руках, - первая (не считая газетных статей) проба пера Вадима Молчанова. Самые добрые слова надо адресовать и издательству «Знание» - редакции серии «Космонавтика, астрономия», которую не смутило отсутствие у неизвестного периферийного автора регалий, учёных степеней, званий и дипломов, которая разглядела главное: тульский рабочий хорошо знает то, о чём пишет. По существу, Вадим Молчанов сделал работу, которую давно должны были сделать люди, имеющие ко всему этому самое прямое отношение и получающие за концентрацию и обработку подобной информации заработную плату. Трудно поверить, но у нас, открывших миру эру космоса, до сих пор нет полного справочника, в котором бы рассказывалось обо всех космических запусках, в то время как число изданий, например подобных американскому справочнику «Spacelog» - «Космический судовой журнал», - приближается к трём десяткам. За то же время, если не считать брошюр общества «Знание», мы выпустили лишь три издания энциклопедии «Космонавтика», да и то с невероятным трудом, отягощённым многолетним ведомственным сутяжничеством и бесплодными битвами сановных честолюбий. Книга эта информационного голода утолить не может. Разумеется, и брошюра В.Е.Молчанова его не утолит. Поэтому, поздравляя сегодня её автора с «первой ласточкой», хочу пожелать ему, как говаривал М.В.Ломоносов, «не ослабевать духом», написать и издать как можно скорее книжку «Пилотируемая космонавтика» - труд полный, точный и долгожданный, а главное, очень нужный всем, кто любит космонавтику и верит в неё. ЭКС-КОСМОНАВТЫ
В первом
своём варианте брошюра так и называлась. Вообще-то приставка
«экс» означает «бывший». Когда
мы слышим «экс-президент»,
«экс-спортсмен», то понимаем, что речь идет о
бывшем президенте и бывшем спортсмене. Но с космонавтами дело обстоит
несколько иначе. В Соединенных Штатах Америки человека, хотя бы раз
побывавшего за пределами атмосферы, без всяких приставок называют
астронавтом. Экс-астронавтами же называют людей, которые готовились к
полётам в космос, но так там и не побывали.
Очень долгое время об этих людях публично говорить, по крайней мере у нас, было не принято. Вообще история нашей космонавтики преимущественно, описывалась только в радужных красках. Если и приходилось говорить о каких-то неудачах, то только как о досадных недоразумениях. Что касается самих космонавтов, то о них писали в свете пресловутого «Пришёл, увидел, победил!». Очень многие «герои космоса» своеобразно подчеркивали собственную роль в завоевании космического пространства. Они говорили, что находятся на видимой всем вершине огромной пирамиды. А в большей, невидимой, её части - учёные, конструкторы, медики, инженеры, техники, рабочие, специалисты разных служб. Но даже они своих товарищей, которым в космос слетать не удалось, среди причастных к освоению космоса не называли. Не принято было. У нас не принято. В США с самого начала все, отобранные для космической подготовки, представлялись общественности. Никто не делал никакого секрета из того, что из себя представляют эти люди, как они пришли в космонавтику. Сообщалось всё, вплоть до любимых увлечений, личных привязанностей. Газеты, радио, телевидение систематически сообщали, кто в какой экипаж назначен, какой полёт кому предстоит, как идёт подготовка. И если кто-то из кандидатов сходил с дистанции на полпути, общественность сразу же об этом извещалась. Такая практика препятствовала возникновению разных слухов и домыслов, чего, к сожалению, не скажешь относительно нашей страны. У нас были свои традиции, у американцев свои. Очень многие наши руководители считали, что гласность в космонавтике мешает делу, отвлекает от планового, ритмичного выполнения предстоящих задач. В США, наоборот, считали, что помогает. Руководители Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) неоднократно подчеркивали, что контроль общественности за выполнением космических программ повышает ответственность исполнителей, а значит, и повышает эффективность и надёжность принятых решений. Время меняет мышление людей. Процессы, происходящие в нашей стране, кроме прочего, позволили узнать то, чего раньше знать не полагалось. Правильная оценка тех или иных событий невозможна без знания фактов. Именно скрывавшиеся от нас факты далекой и недавней истории нашей Родины позволяют взглянуть на эту историю с иных позиций, более полно оценить все наши победы и неудачи. К сожалению, сегодня нельзя ещё сказать, что политика гласности проложила дорогу во всех сферах нашей деятельности. Ещё немало тех, кому гласность мешает, кто всячески тормозит процесс рассекречивания многочисленных, ничем не обоснованных тайн и секретов. Но, тем не менее, эти процессы необратимы. Всё шире открываются двери многих архивов, в том числе и космических. Не так давно на страницах газет и журналов была рассказана история первого отряда космонавтов, поименно названы все, кто весной 1960 г. пришёл в Центр подготовки с надеждой стать в числе первых космонавтов планеты. Сегодня уже известны имена тех девчат, которые вместе с Валентиной Терешковой прошли все тернии на пути к орбите, но на эту орбиту так и не вышли. Уже сказана долго скрывавшаяся правда о полёте и гибели на космическом корабле «Союз-1» замечательного человека Владимира Михайловича Комарова. Появились первые публикации о нашей неудавшейся пилотируемой лунной программе. Сегодня мы хотим рассказать о некоторых из тех, кто готовился к полётам в космос, но так их и не совершил - об экс-космонавтах. * * * Как уже говорилось, традиционно мировая общественность узнавала имена советских космонавтов только после того, как они выходили на орбиту. Шли годы, менялись программы, усложнялись задачи, а это правило оставалось незыблемым. Но в начале 70-х годов появилась программа, которая в прямом и переносном смысле не вписывалась в установленные границы. Это был первый международный проект. Предусматривался совместный полёт советского корабля «Союз» и американского «Аполло». Программа полёта предусматривала стыковку кораблей и переход экипажей: Стало ясно, что сохранить в тайне составы советских экипажей до момента старта невозможно, что сложившиеся стереотипы придётся менять. Действительно, как можно было проводить совместные тренировки, скрывая партнёров друг от друга! И вот в мае 1973 года впервые в истории советской космонавтики были названы четыре экипажа, отобранные для подготовки к полёту. Как-то непривычно было видеть фотографии в газетах, читать краткие биографические сведения. По всему чувствовалось, что это было непривычно и для самих участников, особенно для новичков. Из восьми названных космонавтов четверо в космос ещё не летали. Конечно, все понимали, что у новичков практически нет шансов принять участие в этом полёте. Тем не менее окружающие считали, что им повезло. Участвовать в исторической программе, подружиться с коллегами из-за океана, побывать в Штатах - разве не везение?! Но друзья и специалисты видели везение ещё и в том, что обнародование их имён до полёта в какой-то степени гарантировало места в очередных космических кораблях. Собственно, так и произошло. Владимир Джанибеков стал единственным пока (октябрь 1990) советским космонавтом, совершившим пять космических полётов. Юрий Романенко участвовал в трёх и прожил в общей сложности в космосе год и два месяца. Александр Иванченков дважды стартовал в космос. А вот четвёртый из тех новичков так космоса и не увидел. Серьёзным барьером на пути к заветной цели была медицинская комиссия, но Борис прошел её успешно. В 1970 году его зачислили в отряд космонавтов. После завершения курса общекосмической подготовки Андреев сразу был включён в один из экипажей, готовившихся по программе, которая позже была реализована при полёте «Союза-13» Однако завершить подготовку по этой программе Борису не пришлось. В мае 1973 года он был переключён на ЭПАС. Безусловно, немаловажным основанием для его отбора на эту программу послужили отличная инженерная подготовка и неплохое знание английского языка. Потекли нелёгкие будни - занятия в классах и на тренажёрах, визиты в Хьюстон и совместная работа с американскими астронавтами в Звездном, совершенствование английского языка. Среди многочисленных маршрутов Бориса Андреева тех лет были и трассы на Байконур. В декабре 1974 года советская сторона проводила генеральную проверку своего корабля в пилотируемом режиме. Анатолий Филипченко и Николай Рукавишников на борту «Союза-16» испытали все системы модифицированного корабля. Одним из дублёров бортинженера был Андреев. Но в июле 1975 года на Байконур он не поехал. Ему и Владимиру Джанибекову была поручена не менее важная задача. Они находились в Центре управления полётом и были готовы в любой момент советом оказать посильную помощь основному экипажу - Алексею Леонову и Валерию Кубасову. И так уж получилось, что эта помощь понадобилась. Перед самым стартом «Союза-19» на борту отказала телевизионная система. Методику её ремонта на тренажере в ЦПК отработали Джанибеков и Андреев. Их рекомендации позволили Алексею и Валерию прекрасно справиться с неожиданной нештатной ситуацией. Телесистема заработала. После завершения программы ЭПАС у новичков на какое-то время появилась пауза. Предполагалось, что все они примут участие в полётах на новой станции «Салют-6». Но её запуск планировался где-то на конец 1977 года, а сами полёты ещё позже. Первым из четверки на новую конкретную программу попал именно Борис Андреев. В январе 1976 года он и Леонид Попов были назначены в третий экипаж космического корабля «Союз-22». Когда в космос стартовали Валерий Быковский и Владимир Аксёнов, Леонид и Борис были их вторыми дублёрами. После этой программы они оба включаются в группу подготовки к полёту на новом «Салюте». Программа была новая, обширная и интересная. Впервые советская станция оснащалась вторым стыковочным узлом. Предстояли длительные полёты на её борту, и планировался новый элемент - экипажи посещения, в том числе и международные. Всё шло по плану. 29 сентября 1977 года «Салют-6» успешно вышел на орбиту. Но дальше произошло неожиданное. Первый, основной экипаж (Владимир Ковалёнок и Валерий Рюмин) на корабле «Союз-25» не смог состыковаться со станцией и через двое суток вернулся на Землю. Вся программа оказалась под угрозой срыва. Всё это принимало и некую политическую окраску - в Звёздном уже были готовы первые международные экипажи с космонавтами из ЧССР, ПНР и ГДР. Об их предстоящих полётах было объявлено на весь мир. И если бы станцию не удалось заселить, пришлось бы заявить о крупной неудаче и отсрочке всей программы. В то время это делать считалось недопустимым. Кто-то посчитал, что причина неудачи первого экипажа заключается в том, что он целиком состоял из новичков: Главный конструктор Валентин Петрович Глушко со ссылкой на личное указание Л.И. Брежнева приказал включить в каждый экипаж уже летавшего космонавта. В сформированных экипажах оставили новичков-командиров, а всех новичков-бортинженеров заменили. Переформирование экипажей само по себе означало задержку в полётах - необходимо было провести дополнительные тренировки в новых составах. Для Андреева задержка была как бы двойная, потому что он был выведен из первоочередных экипажей и переведён, так сказать, во второй эшелон. Когда стартовал «Союз-32», Вячеслав Зудов и Борис Андреев были ещё только вторыми дублёрами. В соответствии с очередностью подготовку к следующей основной экспедиции они начали уже в ранге первых дублёров. А это означало, что последующий полёт резервируется для них. Но и тут случилось непредвиденное. В начале 1980 года из третьего экипажа по состоянию здоровья был выведен бортинженер Юрий Пономарёв. Затем, незадолго до вылета на Байконур, бортинженер основного экипажа Валентин Лебедев во время занятий на батуте повредил колено. Стало ясно, что в полёт он идти не сможет. Оставался только один готовый экипаж - Зудов и Андреев. Казалось, фортуна улыбнулась им. Командир основного экипажа Леонид Попов был переведён в дублёры. Его напарником стал только что вернувшийся из длительного полёта Валерий Рюмин. К полёту стали готовить Зудова и Андреева. Но заключительные тренировки показали, что экипаж Попов-Рюмин подготовлен лучше экипажа Зудов-Андреев. Это вовсе не означает, что Вячеслав и Борис были подготовлены плохо. Если бы это было так, их просто расформировали бы. Всё оказалось проще - во всём отряде не было бортинженера, который знал бы станцию лучше Валерия Рюмина, ведь он проработал на её борту 175 суток. Всё встало на свои места. Зудов и Андреев как планировались первоначально дублёрами, так ими и остались. Но они особо и не переживали. Они были уверены, что в следующем году настанет их очередь работать на борту станции. Очередной экипаж основной экспедиции должен был стартовать на модифицированном корабле типа «Союз-Т»; Т-2 и Т-3 были уже опробованы в реальных полётах. Зудову и Андрееву предстояло лететь на «Союзе Т-4». Вместе с ними к полёту готовились ещё два экипажа - Владимир Ковалёнок с Виктором Савиных и Юрий Исаулов с Валентином Лебедевым. На тренажерах экипажи работали уверенно, и ничто не предвещало замены. Однако руководство было серьёзно обеспокоено тем, что «Салют-6» давно выработал плановый ресурс. На его борту уже проводились ремонтные работы. Многие системы были на грани «истощения». Конечно, можно было всё отложить до выведения «Салюта-7». Тем более что все запланированные шестому «Салюту» задачи были перевыполнены. Но это означало почти годичную паузу в полётах. А очень хотелось сделать эффектную концовку - дать отработать на станции советско-монгольскому и советско-румынскому экипажам. Они уже были готовы. Для надёжности решили, чтобы на станции в основном экипаже работал космонавт, уже летавший на «Салюте-6». Такой космонавт оказался только в дублирующем экипаже. Им был Владимир Ковалёнок. Он с Виктором Савиных и ушёл в полёт, а Зудов и Андреев вновь неожиданно для себя стали дублёрами. Вместо Бориса Андреева Виктор Савиных стал пятидесятым советским космонавтом и сотым космонавтом планеты. Видимо нервотрёпка с постоянной перетасовкой экипажей сказалась. Борис работал в Центре управления полётом на связи с экипажами, но его самого больше в экипажи не включали. А позже и медицина наложила своё вето. * * * Такие эпохальные события, как первый полёт в космос Юрия Гагарина, выход в открытое космическое пространство Алексея Леонова, первый облёт Луны экипажем Бормана, выход на её поверхность Нейла Армстронга и Эдвина Олдрина, оказали свое влияние на всё человечество. Но были и такие космические полёты, которые вызывали особые эмоции у определенной части населения. Триумфальный успех Валентины Терешковой стал причиной не только восторга, но и зависти у американок, которые хотели совершить полёт в космос. Еще с 1958 года, когда НАСА объявило о программе «Меркурий», несколько американских лётчиц стали добиваться включения в программу. Лидером в этом движении была Джералдин Кобб. Еще в феврале 1960 года она успешно преодолела все те медицинские испытания, что и семь первых астронавтов проекта «Меркурий». Однако официальные лица НАСА отказались включить Джерри Кобб в списки кандидатов в астронавты. Тогда она собрала группу из двадцати других лётчиц, которые, по её мнению, могли претендовать на звание «Первая женщина в космосе». Мировая рекордсменка Джеклин Кокран оплатила обследование этой группы в частном госпитале «Лавлайс Фаундэйшн» в Альбукерке. Из двадцати женщин тринадцать были признаны годными к космическим полётам. Кроме Кобб, в этой группе были Рэй Харрл Эллисон, Майртл Кэйджл, сёстры-близнецы Иан и Мэрион Дитрих, Мэри Уоллес Фанк, Сара Ли Горелик, Джэйн Бриггс Харт, Джин Хикссон, Айрин-Левертон, Джералдин Солэн, Бернайс Тримбл Стидмэн и Джин Нора Стамбау. Но руководители НАСА оставались непреклонными: «Полёты в космос - удел мужчин!» Тогда самая старшая в группе, жена сенатора Харта, Джэйн, встретилась с вице-президентом Линдоном Джонсоном, впоследствии ставшим президентом США. Она добилась назначения слушаний вопроса в конгрессе. На этих слушаниях она доказывала, что женщины пользуются в США теми же правами, что и мужчины. Но и конгрессмены оказались непреклонны. Они заявили, что женщин можно было бы включить в программу, если бы они доказали, что могут выполнять космические полёты лучше мужчин. Но как можно было это доказать, если к самим полётам не допускали! Совсем иные последствия имел для американцев первый полет в космос научных работников Константина Феоктистова и Бориса Егорова на корабле «Восход». Чиновники и инженеры НАСА понимали, что рано или поздно ученых придётся включать в экипажи. Более того, многие из них сами хотели участвовать в космических программах в качестве астронавтов. Так что с этой стороны идее никакой обструкции не было. Но чтобы она получила практическое развитие, нужен был какой-то катализатор. Вот таким катализатором и явился полёт «Восхода». Вскоре после его завершения НАСА объявило конкурс среди гражданских специалистов на отбор в группу астронавтов. В конце концов 18 июня 1965 года команда астронавтов США пополнилась шестью, научными работниками. В эту (четвёртую) группу астронавтов были включены два инженера, два врача, один физик и один геолог. Правда, через полтора месяца один из них, врач Дуэйн Эдгар Грэйвлайн. очевидно, посчитал, что сел не в свои сани, и ушёл из астронавтов. Через два года, в августе 1967 года, НАСА отобрало ещё 11 учёных, которые образовали шестую группу астронавтов НАСА. Если Борису Андрееву в терпении не откажешь, то физику из четвёртой группы Фрэнку Кёртису Майчелу именно нетерпеливость помешала совершить полёт в космос. После трёх лет службы Кёртис уволился в запас и вернулся в Калифорнийский технологический институт, где стал заниматься теоретическими и экспериментальными работами в области ядерной физики. За эти работы ему в 1962 году была присуждена степень доктора наук. В июле 1963 года он перебрался в Хьюстон и стал работать в университете Райса. Из всей их группы учёных-астронавтов только он и Джозеф Кервин обладали опытом лётной работы. К моменту его отбора в астронавты он имел налёт более 1000 часов, из которых 900 часов на реактивных самолётах. НАСА сначала оказалось в растерянности. Курс, который был разработан для подготовки пилотов-астронавтов, для учёных явно не подходил. Их теоретическая подготовка была несомненно выше, чем у их предшественников. И НАСА организовало 53-недельный курс обучения полётам на самолётах. И хотя Майчелу он был ни к чему, тем не менее, вместе с другими коллегами он летал на самолётах, помогая им осваивать лётное дело. Кроме всего прочего, «интеллигенты», как их называли в НАСА, занимались научной работой, участвовали в разработке различных космических программ. Вклад Кёртиса Майчела в лунные программы был значителен, поскольку ещё в университете Райса он занимался вопросами взаимодействия Солнца и Луны. В те годы при назначении в экипажи НАСА отдавало предпочтение «флайбойс» - профессиональным лётчикам, многие из которых к тому же были испытателями. Майчел понимал, что такая практика оправдана. Первые полёты были, по существу, испытательными. Только когда корабль будет отработан, когда будет надежно освоена трасса Земля-Луна-Земля, Кёртис мог надеяться на включение в лётный-экипаж. К тому же существовала очерёдность. Он твердо знал, что не полетит, пока последний нелетавший член из предыдущей (третьей) группы астронавтов не побывает в космосе. Он очень хотел полететь в космос, и он ждал. Первым взбунтовался астроном из шестой группы Брайан О'Лири. Он больше не захотел ждать и ушёл из НАСА. Чуть позже то же самое сделал англичанин по происхождению Энтони Ллевеллин. А Майчел ждал. В экипаж «Аполло-12» был включён последний «новобранец» из третьей группы Алан Бин. Можно было ожидать включения учёных-астронавтов в экипажи последующих кораблей. В июле 1969 года Кёртис Майчел, как и все земляне, восторгался историческим подвигом Нейла Армстронга и Эдвина Олдрина, совершившим первый выход на лунную поверхность. А 7 августа НАСА объявило составы экипажей кораблей «Аполло-13 и -14». В двух основных и в двух дублирующих экипажах не было ни одного учёного! Впрочем, об этом решении Майчел, как сотрудник НАСА, был извещён задолго до официального объявления. Нервы его подвели. Он публично критиковал политику НАСА, прямо заявляя: «В американской программе освоения Космоса слишком мало науки» И он хлопнул дверью. За три дня до объявления экипажей тринадцатого и четырнадцатого «Аполло» он ушёл из НАСА. Его с радостью приняли в родном университете Райса, где в течение пяти лет он руководил программами космической физики и астрономии. Чуть позже его примеру последовали учёные из шестой группы - австралиец по происхождению Филип Чэпмэн и техасец Дональд Холмквест. А что же остальные? Товарищ Майчела по группе Хэррисон Шмитт слетал на Луну. Джозеф Кервин, Оуэн Гэрриотт и Эдвард Гибсон из той же четвертой группы работали на борту орбитальной станции «Скайлэб». Все оставшиеся учёные из шестой группы астронавтов НАСА слетали в космос на «Шаттлах». Не поспеши в августе 1969 года с решением об уходе, Майчел, безусловно, стал бы астронавтом. Ждать тоже надо уметь. * * * Герой Советского Союза, лётчик-космонавт СССР Георгий Степанович Шонин, говоря о потерях в кадрах космонавтов писал: «Кто погиб в космосе, кто - в воздухе, кто - на земле... у одних не выдержали нервы, других подвело здоровье... Таковы факты. Такова жизнь». Однако бывало и так, что, несмотря на железное здоровье, стальные нервы, великолепную подготовку, космонавт, подойдя к самой двери в космос, открыть её так и не мог. В январе 1963 года в Центре подготовки царило оживление - прибывало новое поколение космонавтов. Они были старше, опытнее кандидатов первого набора. У всех за плечами была академия. Кроме лётчиков, в этой группе были и первые военные инженеры. Новички перезнакомились ещё в госпитале на обследовании. А космонавты гагаринского набора и девушки из терешковской группы с интересом вслушивались в новые имена - Юрий Артюхин, Эдуард Буйновский, Лев Воробьёв, Анатолий Воронов, Алексей Губарев, Владислав Гуляев, Лев Дёмин, Георгий Добровольский, Виталий Жолобов, Пётр Колодин, Эдуард Кугно, Анатолий Куклин, Александр Матинченко, Анатолий Филипченко и Владимир Шаталов. Новички были полны радужных надежд. Они не могли знать, что выйти на орбиты удастся только семерым из них. Одним из тех, кому обстоятельства помешали стать космонавтом, был Колодин. Пётр Иванович Колодин родился 23 сентября 1930 года в селе Нововасильевка Приазовского района Запорожской области. Какими были годы его детства, говорить не приходится, сейчас об этом написано немало. Ему ещё не исполнилось одиннадцати лет, когда он узнал, что означает это страшное слово «война». Мальчишки военных лет, в отличие от тех, кто родился после войны, очень остро чувствовали необходимость и благородство профессии защитника Родины. И Пётр Колодин выбрал для себя трудные дороги офицера Советской Армии. После окончания в 1959 году радиотехнической академии в Харькове служил в ракетных войсках. Служба шла как положено, о космосе он и не помышлял. Но неожиданно в 1962 году ему предложили стать космонавтом. Неожиданно потому, что в то время в космос летали только лётчики, а он был военным инженером. Пётр Иванович рискнул и... был зачислен в отряд космонавтов. Потекли нелёгкие будни. Сначала была теоретическая подготовка. Космонавты нового набора изучали астрономию, навигацию, системы космических кораблей, их носителей и многое-многое другое. Значительное время уделялось физической подготовке, полётам на самолётах, парашютным прыжкам. После окончания курса общекосмической подготовки кандидаты стали полноправными космонавтами. Но это не означало, что все они немедленно должны были начать непосредственную подготовку к конкретному полёту. В запасе ещё были нелетавшие космонавты гагаринского набора. Поэтому членам новой группы сначала поручалась чисто наземная работа. Проще говоря, их задача в середине шестидесятых годов заключалась в том, чтобы быть «на подхвате». Но не для Колодина. Он сразу был включён в состав экипажа, пусть дублирующего, но всё же реального экипажа. Когда в марте 1965 года Алексей Леонов впервые в мире вышел в открытый космос, его дублёрами были Евгений Хрунов и Пётр Колодин. Он и Виктор Горбатко в составе второго дублирующего экипажа полностью отработали программу полёта «Восхода-2». Казалось, судьба благоволила к Колодину. Когда в октябре 1969 года в космосе одновременно находились три «Союза», Петр Иванович дублировал своего бывшего командира по «Восходу-2» Виктора Горбатко, летавшего на «Союзе-7». А быть дублёром - серьёзная заявка на собственный полёт. В конце того же шестьдесят девятого года для полёта на первой орбитальной станции «Салют» были сформированы три экипажа. Инженером-исследователем во втором экипаже был назначен Колодин. В апреле 1971 г. к «Салюту» стартовали Шаталов, Елисеев и Рукавишников. Пётр Иванович был дублёром Николая Рукавишникова и твёрдо знал - следующий полёт его. Судьба приблизила сроки этого полёта. Из-за неполадок в стыковочном узле экипаж «Союза-10» не смог открыть люки и перейти на борт станции. Теперь первым экипажем на борту «Салюта» должны были стать Леонов, Кубасов и Колодин. В конце мая они были уже на космодроме, обживали свой «Союз-одиннадцатый». Вот тут-то и появились те самые обстоятельства. За несколько дней до запланированной даты старта врачи обнаружили затемнение в легких у Валерия Кубасова. Сначала Госкомиссия решила его заменить дублёром Владиславом Волковым. Но когда до старта оставалось всего два дня, комиссия решила - на «Союзе-11» полетит дублирующий экипаж - Добровольский, Волков, Пацаев. Леонову, Кубасову и Колодину быть дублёрами. Вряд ли нужно говорить, что творилось на душе у членов бывшего главного экипажа. Особенно тяжело было Петру Колодину, в экипаже он был единственным новичком. А бывшие дублёры, неожиданно оказавшиеся на первых ролях, выполняли программу на «Салюте». Они её выполнили, но на Землю не вернулись. Трагическая случайность оборвала жизни Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева. В Звёздном воцарился траур. Но больше всего переживали те, кого заменили погибшие друзья. Затем начались новые программы. Колодин в который раз начинал всё с начала, в который раз занимал место в тренажерах и готовился, готовился, готовился. Обязательные медкомиссии он проходил без претензий. Когда запускали «Салют-6», предполагалось, что первым экипажем посещения станут Владимир Джанибеков и Пётр Колодин. Они были готовы. Казалось, ничто уже не сможет помешать этому полёту. Но... опять «вылезли» не зависящие от него обстоятельства. Первый основной экипаж станции на «Союзе-25» не смог состыковаться с «Салютом-6». Все готовые экипажи переформировали. В их экипаж вместо Колодина назначили Олега Макарова. И всё началось сначала! Тренировки по новым программам, новые задачи, новые экипажи. Но медики всё чаще перестраховывались - зачем рекомендовать на полёт «пожилого» новичка, когда под рукой полно молодых «новобранцев». А Пётр Иванович продолжал трудиться. Его опыт позволял ему не быть обузой. Он помогал готовить экипажи, работал с ними на связи во время полёта и, конечно, продолжал надеяться на собственный полёт. Валентин Лебедев рассказывал, как ему и Анатолию Березовому помогал в полёте голос с Земли. Голос Петра Ивановича Колодина. Он очень хотел, чтобы его голос прозвучал с орбиты. Но время неумолимо. 8 декабря 1986 года Пётр Колодин ушёл по возрасту из отряда. Так уж получилось, что обстоятельства помешали ему стать космонавтом. Если бы не они... И будет справедливо, если о нём узнает общественность - хотя бы 24 года службы в отряде космонавтов того стоят! О нём и о тех обстоятельствах, которые помешали ему. Помешали, но всё же не смогли ни согнуть его, ни сломать. * * * Почти за 30 лет полётов человека в космос случалось всякое. Снимались с полёта не только отдельные космонавты, но и целые экипажи. Отменялись программы, группы космонавтов оказывались не у дел. В начале 60-х годов в США разрабатывалась программа одноместного ракетоплана «Дайна-Сор». В 1962 году была даже сформирована группа из шести астронавтов для полётов на нём. Но программу закрыли. Астронавты так в космос и не взлетели. Чуть позже та же участь постигла проект пилотируемой орбитальной лаборатории ВВС США. Из 17 подготовленных тогда астронавтов только семеро перешли в НАСА и вышли на орбиты. Остальные остались ни с чем. В 1984 году у нас планировался полёт женского экипажа на «Салюте-7». Светлана Савицкая, Екатерина Иванова и Елена Доброквашина готовились к этому полёту. Но... Однако далеко не всегда всё заканчивалось так сравнительно безобидно: В ноябре 1965 года НАСА опубликовало очередной пресс-релиз. В нём сообщались составы экипажей космического корабля «Джемини-9», полёт которого планировался на май следующего года. В основной экипаж входили командир, гражданский пилот Эллиот Си и второй пилот, майор ВВС США Чарлз Бассетт. В дублирующем экипаже командиром был назначен подполковник авиации Томас Стаффорд, а вторым пилотом лейтенант-коммандер ВМС США Юджин Сернан. Публиковались и биографические справки астронавтов. В 1962 году в Калифорнийском университете он защитил степень магистра по машиностроению. 17 сентября 1962 года НАСА объявило имена девяти лётчиков, вошедших во вторую группу астронавтов, отобранную для полётов на кораблях «Джемини» и «Аполло». Кроме военных пилотов, впервые астронавтами стали два гражданских лётчика-испытателя - Нейл Армстронг и Эллиот Си. К этому времени Эллиот имел налёт 3900 часов, из которых 3300 на реактивных самолётах. Причем Си был самым старшим в группе. Он был всего на четыре месяца моложе Гордона Купера из первого набора. Поскольку все астронавты из первой и второй групп имели инженерное образование и научные степени, НАСА упростило их теоретическую подготовку. Каждому астронавту поручалось углублённое изучение какого-либо одного вопроса. Вникнув во все детали, Си знакомил с ними своих товарищей. Так, Фрэнк Борман изучал носители. Джеймс Ловелл - системы посадки. Эдвард Уайт - системы управления полётом. Эллиоту Си было поручено вникнуть в детали электроники и последовательности планирования полётов. Традиции и предубеждения, наверное, присущи любому обществу, любому коллективу. Армстронг (впоследствии ставший первым человеком на Луне) и Си были блестящими летчиками. Но так как они не были военными, то самыми последними из всей группы получили назначение в экипаж. Восьмого февраля 1965 года они были назначены дублёрами экипажа «Джемини-5». Согласно существовавшей в то время практике они вместе должны были полететь на «Джемини-8» - Нейл в качестве командира и Си вторым пилотом. Но в середине 1965 года уже были готовы к полётам астронавты третьей группы, отобранной в октябре шестьдесят третьего. Поэтому руководство НАСА решило разбить экипаж Армстронг-Си и, хотя они ещё в космос не летали, каждого назначить командиром корабля, добавив к ним новичков из третьей группы. Так Армстронг стал командиром восьмого, а Си - командиром девятого «Джемини». Вместе с ним должен был лететь Чарли Бассетт. В октябре 1952 года Бассетт вступил в ВВС США. Лётную подготовку проходил на авиабазах ВВС США Столлингс в Северной Каролине, Брайан в Техасе и Неллис в Неваде. В апреле 1954 года Чарлзу было присвоено звание второго лейтенанта, и он был направлен в 8-ю истребительно-бомбардировочную группу на Тихом океане. Затем в качестве пилота он служил на авиабазе Саффолк Каунти в штате Нью-Йорк. Не забывал лейтенант Бассетт и о своем образовании. Он продолжал учебу в университете Южной Калифорнии, в технологическом институте ВВС США на базе Райт-Пэттерсон и в Техасском техническом колледже в Лэббоке, где в 1960 году стал бакалавром по электротехнике. В 1960 году Чарли было присвоено звание капитана, и он получил назначение на должность электроинженера на испытательной базе ВВС Эдвардс в Калифорнии. Там же в августе следующего года Бассетт поступил в экспериментальную школу лётчиков-испытателей, затем, практически без перерыва, в школу пилотов аэрокосмических исследований, после окончания которой стал штатным лётчиком-испытателем. 18 октября 1963 года Чарлз Бассетт стал астронавтом. Ему было присвоено звание майора. В пользу Бассетта говорит тот факт, что из четырнадцати астронавтов нового набора он стал третьим, получившим назначение в экипаж. Причём в основной экипаж, миновав, таким образом, почти обязательную стадию дублирования. К концу 1964 года он имел налёт 2800 часов, в том числе 2100 часов на реактивных самолётах. Уже будучи назначенным на полёт, Чарли был сменным оператором связи во время совместного полёта космических кораблей «Джемини-7» и «Джемини-6» в декабре 1965 года. Си и Бассетту долго притираться друг к другу не пришлось. Отличные пилоты, профессионалы, они хорошо знали своё дело. Знали они и корабль. Оставшееся до полёта время (менее пяти месяцев!) они посвятили отработке программы полёта. Она предусматривала стыковку «Джемини-9» с ранее выведенной на орбиту ракетой-мишенью «Аджена». Затем Бассетту предстояло испытать возможности маневровой установки во время выхода в открытый космос. Весь полёт был рассчитан на трое суток. Утро 28 февраля 1966 года не предвещало никакой беды. До полёта оставалось чуть больше двух месяцев. На заводе фирмы «Макдоннелл» практически уже был закончен монтаж их корабля. Перед отправкой его на космодром на мысе Кеннеди астронавты должны были его принять. В этот день оба экипажа, основной и дублирующий, на двух самолетах Т-38 вылетели в Сент-Луис (штат Миссури), чтобы поставить свои подписи в формуляре после проверки «Джемини-9» на стенде. Полёт проходил нормально. Но при заходе на посадку в условиях плохой видимости Си зацепил крылом крышу того самого завода, где его и Бассетта ожидал их корабль. От удара самолёт подскочил и затем рухнул во двор завода. Эллиот Си и Чарлз Бассетт погибли. В июне на «Джемини-9» полетели их дублёры. В США отважных пилотов, погибших на пути в космос, не забыли. О них напоминают мемориальные доски в различных филиалах НАСА, пластинки с их именами были доставлены на Луну. Их имена никогда не секретили, а из обстоятельств гибели не делали никакой тайны. Было бы верхом справедливости, если бы и у нас общественность знала имена тех, кому смерть помешала выйти в космос: Валентина Бондаренко, Василия Щеглова, Олега Кононенко, Леонида Иванова, Александра Щукина... * * * История другого основного экипажа не столь трагична. В декабре 1973 года на космодроме Байконур близился запуск очередного пилотируемого корабля. Всё шло своим чередом. Лев Воробьёв и Валерий Яздовский готовились к вылету на космодром. А там через какие-то пару недель не такая уж длинная дорога на стартовую площадку, а оттуда только вверх, на орбиту. Но когда 18 декабря 1973 года «Союз-13» вышел в космос, ТАСС сообщил совсем другие имена - Пётр Климук и Валентин Лебедев. Прошли годы, было много новых стартов, но имён Воробьева и Яздовского мы так я не услышали. В 1949 году он закончил Киевскую спецшколу ВВС, затем поступил в Батайское авиационное училище лётчиков им. В. Серова. После окончания училища Лев Васильевич пять лет служил на Урале. Он стал профессионалом. А это требовало новых знаний. Воробьёв поступил на штурманский факультет Военно-воздушной академии, той самой, которой потом было присвоено имя Юрия Алексеевича Гагарина. Годы учёбы пролетели как на одном дыхании. Лев Васильевич был назначен на должность штурмана дивизии истребителей на Сахалине. Он летал и руководил полётами. Однажды в полёте на высоте около 12 тысяч метров у него заглох двигатель. Лев знал, что попытку запуска нужно производить не раньше, чем на шести тысячах. Он летел вниз и ждал. А точнее, просто падал. Двигатель запустился... Не случайно командование рекомендовало его в отряд космонавтов. Пройдя сито медицинского отбора, в январе 1963 года пятнадцать новичков переступили порог Звездного городка. И в который раз началась учёба. Постигая премудрости новой профессии, Воробьёв не забывал старую. Он очень ценил минуты, проведённые в кабине самолёта. После завершения курса общекосмической подготовки Лев Васильевич начал готовиться непосредственно к космическим полётам. В октябре 1969 года он был уже в числе дублёров космического корабля «Союз-7». А с 1972 года он стал готовиться к полету на «Союзе-13». Многие предполагали, что он пойдет по стопам своего отца, станет горным инженером. Но всё произошло иначе. Валерий выбрал Московский авиационный институт. Он считал, что авиационный инженер может полностью отвечать своему предназначению только в том случае, если сам летает. И Валерий поступает в аэроклуб. Учится и летает, летает и учится. В 1954 году Яздовский окончил институт и был направлен в конструкторское бюро, которым руководил Сергей Павлович Королёв. Главный конструктор предложил Валерию работу в испытательном отделе. Но тот попытался от этого предложения отказаться. Он понимал, что испытатели большую часть своей работы проводят на космодроме. А там аэроклубов не было. Бросать же небо Валерий не хотел. В конце концов Королёву удалось убедить его. Три года Яздовский был инженером-испытателем. За эти годы он получил колоссальный опыт. Достаточно сказать, что работал он под непосредственным руководством Леонида Александровича Воскресенского, заместителя Королёва по лётным испытаниям. Встречи с такими людьми бесследно не проходят. В 1957 году Валерий Яздовский стал проектантом в отделе, которым руководил Михаил Клавдиевич Тихонравов. Именно в этом отделе зарождались проекты первого спутника и пилотируемого корабля. Эти идеи подкреплялись расчетами, обоснованиями, в конце концов, становились конкретными чертежами, которые потом воплощались в металл. Другие широко известные сотрудники этого отдела космонавты Феоктистов и Макаров пришли туда позже Яздовского. В этом отделе Валерий работал над различными системами кораблей «Восток», «Восход», «Союз». В 1960 году, когда уже был сформирован первый отряд космонавтов, Королёву как-то доложили, что космонавты на занятиях «скучают», так как им преподают в основном теорию авиационно-космической медицины. Сергей Павлович немедленно направил в отряд своих лучших инженеров для организации лекций по системам корабля, ракеты-носителя, по механике космического полёта. Вместе с Феоктистовым, Макаровым, Севастьяновым эти лекции читал и Яздовский. Валерий инструктировал и первую женскую группу, пришедшую в отряд в 1962 году. Двумя годами позже группа инженеров обратилась лично к Королёву с просьбой допустить их к подготовке к космическим полётам. Инженерный и лётный опыт Яздовского позволял ему надеяться на успех. Но тогда для полёта на «Восходе» отобрали всего двоих - Константина Феоктистова и Георгия Катыса. Новая попытка была предпринята в 1966 году. Тогда в отряд зачислили целую группу - Волкова, Гречко, Елисеева, Кубасова, Макарова... Яздовский с изумлением обнаружил, что в списках его нет. Может быть, его тогда «не взяли в отряд именно из-за его опыта. Подготовка к космическим полётам требует отрыва от основной профессии, от повседневных служебных обязанностей. Видимо, в то время Яздовский был предпочтительнее на земле, чем в космосе. Но Валерий был настойчив. В 1969 году его официально зачислили в отряд космонавтов. Сначала он познавал специфику работы оператора связи с экипажами, плавал несколько месяцев на судах слежения Академии наук СССР. В конце 1969 года для полёта на космическом корабле «Союз-9» были сформированы три экипажа. Один должен был стать основным, два других дублирующими. В третий экипаж вошли Василий Лазарев и Валерий Яздовский. После трагедии с экипажем «Союз-11» в пилотируемых полётах на какое-то время наступил перерыв. После внесения доработок в конструкцию корабля программа была возобновлена. Были сформированы и группы космонавтов для подготовки к полётам по различным программам. Яздовского вместе со Львом Воробьёвым назначили в основной экипаж «Союза-13». Но до полёта они так и не дошли. Что же произошло? Яздовский был одним из идеологов полёта «Союза-13», непосредственно участвовал в разработке его научной программы. Как и всякий руководитель, он отдавал распоряжения, спрашивал, отчитывал, наказывал, если того требовало дело. Но он был ещё и космонавтом. А космонавт в первую очередь - исполнитель. И он должен подчиняться очень многим - руководителям подготовки, инструкторам, методистам, медикам, операторам, командиру экипажа, наконец. Недаром в армии говорят: «Хорошо командует тот, кто сам может подчиняться». Валерий переломить себя не смог. Он продолжал действовать с позиции руководителя. Естественно, командиру экипажа не нравился его начальственный тон. Взаимоотношения в экипаже всё более ухудшались, мешали взаимодействию и работе на земле по отработке элементов космического полёта, ставили под сомнение выполнение программы в космосе. Поэтому Государственной комиссией на старте и было принято решение отправить в полёт дублёров. В декабре 1973 года Яздовский из отряда ушёл. Видимо, психологическая травма не прошла бесследно и для Воробьёва. В июне 1974 и он расстался с отрядом. Как относиться к происшедшему? Осуждать, упрекать? А разве есть люди, вообще избегающие конфликтов? Многие ли с легкостью признают свою неправоту? Часто ли мы все принимаем точку зрения оппонента? Пока всему этому мы только учимся. Те же ребята давно, но, к сожалению, поздно поняли истинную цену плюрализма мнений. Их ошибка послужила уроком для их товарищей. И поэтому вклад Яздовского и Воробьёва в развитие пилотируемой космонавтики неоспорим. Они доказали это. Пусть даже ценой своей судьбы, своего несостоявшегося полёта. * * * «Уходя» на работу в космос, космонавты нередко берут с собой фотографии, значки, различные символы. На борту космических кораблей и орбитальных станций побывали портреты Владимира Ильича Ленина, Юрия Гагарина, Сергея Павловича Королёва... 6 сентября 1989 года в космос на корабле «Союз ТМ-8» стартовали Александр Викторенко и Александр Серебров. На борт станции «Мир» они взяли с собой портрет американской учительницы Кристы Маколифф. Вскоре после начала оперативных полётов по программе «Спэйс Шаттл» НАСА объявило, что оно намерено отправить в будущем в космос непрофессиональных астронавтов, среди которых будут журналисты, писатели, артисты, художники. В августе 1984 года президент США Рональд Рейган торжественно сообщил о новой программе «Учитель в космосе». В конце 1985 года обыкновенный школьный учитель должен был принять участие в одном из полётов ракетоплана. Директор программы Алан Лэдвиг заявил: «Мы отберем тех, кто сможет реально прочувствовать всё в своём сердце и душе и при этом останется частичкой американского народа». Сейчас журналисты пишут о падении у общественности интереса к космическим полётам. Спорное утверждение... Хотя бы потому, что к 1 февраля 1985 года 11416 американских учителей изъявили желание принять участие в космическом полёте. Отбором занималось не только НАСА, но и специальная комиссия Американского совета высших представителей государственных школ. Следует особо подчеркнуть, что одним из главных критериев отбора было наличие у претендентов хороших коммуникационных способностей, позволяющих достаточно эффективно описать впечатления о космическом полете для широкой аудитории, особенно для молодежи, чтобы внушить интерес к изучению математики и других наук и к аэрокосмической карьере. Очень показательно в сравнении с многочисленными требованиями в нашей стране «закрыть» космос! К середине 1985 года было объявлено, что для полёта отобрано десять учителей. Шесть женщин - Кэтлин Берес, Ники Венгер, Джудит Гарсиа, Пегги Латлаэн, Криста Маколифф, Барбара Морган и четверо мужчин - Дэвид Маркват, Ричард Метиа, Майкл Меткалф, Роберт Форестер приступили к заключительным обследованиям. Вскоре эта группа была сокращена до пяти претендентов, а 19 июля 1985 года НАСА сообщило, что полет на «Шаттле» совершит Криста Маколифф. Барбара Морган будет её дублёром. Здесь в старших классах она преподавала экономику, право, историю США, а также курс «Американская женщина», который подготовила сама. Американцы сразу полюбили эту симпатичную женщину. Они знали о ней всё. Знали, что её муж Стивен - юрист, что у них двое маленьких ребятишек, сын Скотт и дочь Кэролайн. Было известно, что Криста из всех видов спорта предпочитает волейбол, что она поёт в клубном хоре. А то, что она была добровольной сиделкой в местном доме для престарелых и собирала пожертвования на нужды больницы, особо располагало к ней многих американцев. В сентябре Маколифф и Морган прибыли в Центр пилотируемых космических полётов им. Джонсона в Хьюстоне, где приступили к специальному курсу подготовки. Криста готовилась дать несколько 15-минутных уроков с борта «Шаттла». Она хотела рассказать школьникам, сидящим у экранов телевизоров (да и не только школьникам), что такое невесомость. Она планировала провести наглядный урок географии, используя в качестве «наглядного пособия» земной шар. Задумала она провести и экскурсию по кораблю - чем занимаются в полёте астронавты, какие имеются приборы, как они работают. Одному из уроков Криста придумала название «Где мы были, куда и зачем идём». Во время этого урока она хотела на живых примерах рассказать о вкладе космонавтики в развитие цивилизации на Земле. Криста Маколифф серьёзно готовилась к проведению этих уроков. Она интересовалась буквально всем, даже тем, что ей, как первому пассажиру в космосе, вроде бы было ни к чему. Она не хотела выглядеть перед мальчишками и девчонками дилетантом. Рассказывая о каком-то предмете, его непременно, нужно знать. Но десятый старт ракетоплана «Челленджер» всё откладывался. Наконец, полёт был назначен на 28 января 1986 года. Утром этого дня все члены экипажа были в приподнятом настроении. Командир Фрэнсис Ричард Скоби, пилот Майкл Джон Смит, лётные специалисты Джудит Арлен Резник, Эллисон Шайи Онизука, Роналд Эрвин Макнэйр, специалист по полезной нагрузке Грегори Брюс Джарвис. И конечно, Криста Маколифф. Нет нужды подробно описывать, что произошло дальше. На 73-й секунде полёта «Челленджер» взорвался, астронавты погибли. Причем погибли они не при взрыве, как сначала предполагалось, а от удара о поверхность океана, куда они упали почти с 14-километровой высоты... В 1988 году в США утверждён проект памятника погибшим американским астронавтам. Он так и будет называться - Мемориал астронавтов. Гладкая гранитная плита 12 на 15 метров поднимется на мысе Канаверал. Ее полированная поверхность отразит небо, а специальная система в течение дня будет поворачивать плиту так, чтобы Солнце просвечивало в прорезанные в граните имена астронавтов. На этой плите будут вырезаны фамилии не только членов экипажа «Челленджера». Там будут имена и тех, кто погиб во время подготовки к космическим полётам на земле и в воздухе, так и не став астронавтами. Достойный пример памяти павшим и серьёзная информация к размышлению. * * * Сегодня список потерь в рядах покорителей космоса замыкает астронавт США Стэнли Дэвид Григгс, погибший в авиакатастрофе 17 июня 1989 года; А первым в этом списке значится советский военный лётчик Бондаренко, который погиб ещё до исторического полёта в космос Юрия Гагарина (за 20 дней до полёта). В 1957 году он окончил Армавирское военное авиационное училище лётчиков и получил назначение в один из авиаполков, дислоцировавшихся в Прибалтике. Там он летал много и хорошо. То, что он был хорошим лётчиком, не вызывает сомнений - плохих в космонавты не брали. А ему в 1959 году прибывшие в часть военные медики туманно предложили работу на новой технике. Валентин согласился. Затем было очень серьёзное и тщательное медицинское обследование, во время которого абсолютное большинство претендентов было отвергнуто. Всего 20 человек из (нескольких тысяч было отобрано в отряд космонавтов. И среди них Валентин Бондаренко. Когда в мае 1960 года к первым полётам в космос начали готовить шестерых кандидатов, Валентин в их число не попал. Но он и не переживал, понимая, что у него всё впереди. Ведь он был самым молодым в отряде - на целых 12 лет моложе самого старшего Павла Беляева и на полтора года моложе предпоследнего по возрасту Германа Титова. Валентина полюбили в отряде. А сам он любил песни, любил угощать и слушать старших товарищей. Павел Попович рассказывал, что Бондаренко в отряде прозвали Звоночком. Символическое прозвище. От него веет лаской и доброжелательностью. Тринадцатого марта 1961 года Валентин поцеловал сына Сашку, попрощался с женой и матерью, гостившей у него. Им он сказал, что ненадолго дней на 10-12, улетает в командировку. Никуда он не улетал. Ему предстояла плановая «отсидка» в сурдобарокамере. К этому времени в отряде уже наметились первые потери. У медиков были очень серьёзные, как им казалось, мотивы для отчисления из отряда Анатолия Карташова. После вращения на центрифуге всё его тело покрывалось точечными кровоизлияниями. В 1960 году ещё никто не мог сказать, как это проявится в космосе. Валентин Варламов, ныряя в озеро, повредил шейный позвонок. Всё шло к тому, что космоса ему не видать. Владимир Комаров перенёс операцию грыжи и на шесть месяцев был освобождён от тренировок. И не было никакой гарантии, что потом он их продолжит. Подстерегла беда и Павла Беляева. На парашютных прыжках он сломал ногу. Перелом оказался сложным. А поскольку в первых полётах приземление планировалось вне корабля, на парашюте, этот перелом мог сыграть плохую службу в космической карьере Беляева. Валентин Бондаренко был молод и здоров. Десятисуточное одиночество в сурдокамере он перенёс нормально. Утром 23 марта ему сообщили, что эксперимент заканчивается, и разрешили снять с тела медицинские датчики. Сняв их, Валентин протёр покрасневшую кожу ваткой, смоченной в спирте. Не глядя, он бросил её в корзину для мусора. Но она упала на включенную электроплитку. В сурдобарокамере давление было понижено, что компенсировалось повышенным содержанием кислорода. В этой атмосфере ватка мгновенно вспыхнула, и пламя охватило всё помещение. На Валентине загорелся шерстяной тренировочный костюм. Сразу открыть двери сурдокамеры было невозможно из-за перепада давления. Валентин получил сильные ожоги на всей поверхности тела. Врачи боролись за его жизнь, но около трёх часов дня 23 марта 1961 года космонавт Бондаренко умер. Похоронили его в Харькове. Долгое время на обелиске над его могилой была надпись: «Светлой памяти от друзей-лётчиков». И только через двадцать пять лет к этой надписи было приписано честное окончание «-космонавтов СССР». Его вдова Галина Семёновна некоторое время жила в Звёздном. Но сердце позвало в Харьков. Сын Александр Бондаренко - инженер, майор ВВС. Подрастает и внук, которого в честь деда назвали Валентином. Кое-кто утверждает, что если бы американцам своевременно сообщили о гибели Валентина Бондаренко, то это предотвратило бы гибель экипажа «Аполло-1» при пожаре 27 января 1967 года на мысе Кеннеди. Вряд ли. Еще в 1962 году во время эксперимента в исследовательском центре (Филадельфия) в наполненной кислородом барокамере возник пожар. Четыре испытателя получили серьёзные ожоги. Чуть позже, во время тренировки в школе космической медицины на военно-воздушной базе Брукс пожар возник в кислородной атмосфере тренажера космического корабля. В этот раз пострадали двое. Американцы из случившегося серьёзных выводов не сделали. И только гибель Гриссома, Уайта и Чаффи в кабине «Аполло-1» вынудила их принять максимальные меры по обеспечению безопасности астронавтов. Так что вряд ли информация о гибели Валентина Бондаренко что-нибудь бы изменила. От «голой» информации пользы не так уж много. Для предотвращения аварий и катастроф, как локальных, так и глобальных, требуются помимо информации ещё доверие и сотрудничество. * * * Во время предвыборной борьбы в выступлениях многих кандидатов в народные депутаты СССР звучала резкая критика в адрес отечественной космонавтики. Накануне первого съезда ряд народных депутатов бездоказательно увязывал провалы в экономике с расходами на космические программы. Трудно поверить в мудрость политического деятеля, заявляющего, что ему не известны расходы и доходы в космонавтике, но однозначно требующего эти расходы сократить. Не увеличить, не оставить на прежнем уровне, а именно сократить! Деятели с такими принципами в любых областях могут, что называется, дров наломать. Ни в одной цивилизованной стране ни один серьёзный парламентарий не позволит себе категорических суждений в вопросах, в которых не разбирается досконально, не говоря уж о тех случаях, когда у него нет необходимых данных. У нас пока такое возможно. Вот и неслось со всех углов: «Долой космос! Даёшь колбасу!» В первые тяжелейшие годы Советской власти, в кровавые годы гражданской войны правительство во главе с Лениным всеми доступными средствами поощряло развитие науки в молодом Советском государстве. И хотя подавляющее большинство населения было по сути безграмотным, никому в голову не приходило выбрасывать лозунги: «Или хлеб - или электрификация!» Наверное, потому, что понимали - без науки много хлеба не добудешь. Очень жаль, что сегодня многие не понимают этого. Достаточно сказать, что, не вкладывая ни одной дополнительной копейки в развитие сельского хозяйства, сейчас с помощью космических аппаратов можно увеличить количество продуктов на прилавках магазинов. Не случайно очень многие государства, не имеющие средств на создание собственных космодромов и ракет-носителей, тем не менее рвутся в космос. Например, Индонезия. Существует категория вопросов, которые в народе называются «на засыпку». На один такой вопрос вряд ли ответят сразу даже специалисты: есть ли в пилотируемых космических полётах область, в которой Индонезия стала «впервые в мире...»? Есть. Индонезия стала первой страной в мире, которая... Впрочем, по порядку. После испытательных и первых оперативных полётов по программе «Спейс Шаттл» НАСА предложило другим государствам послать своих представителей в космос на борту американского ракетоплана. Среди стран, принявших это предложение, была и Индонезия. Ещё до этого индонезийцы подписали соглашение о выведении в космос ракетопланом США нескольких спутников связи серии «Палапа». Теперь представилась возможность сопровождать один из спутников собственным специалистом вплоть до момента выхода «Палапы» из грузового отсека «Шаттла». В Индонезии был организован широкий отбор среди желающих стать первым астронавтом страны. Наконец, были объявлены четыре полуфиналиста: Т. Акбар, П. Судармоно, Б. Харимурти и М. Юсуф. Хотя был ещё октябрь 1985 года, тем не менее, уже было известно, что в начале следующего года из четырёх претендентов будут отобраны только двое. Один из них должен был совершить космический полёт на борту «Колумбии», старт которой предварительно намечался на 24 июня 1986 года. Уже был известен лётный экипаж этого корабля - Майкл Коутс, Джон Блэйха, Джеймс Бакли, Анна Фишер и Роберт Спрингер. Вся Индонезия ждала, кто же станет их первым посланцем в космос. И вот в марте 1986 года в центр им.Джонсона в Хьюстоне прибыли двое индонезийцев. Казалось бы, что в соответствии с главной задачей полёта - выведением в космос спутника связи «Palapa» - основным кандидатом на полёт должен был стать Акбар. Однако в Индонезии, в отличие от страны, первой пославшей искусственный спутник и человека в космос, посчитали, что выполнение научной программы гораздо важнее решения чисто практических задач. На полёт была назначена микробиолог Пративи Судармоно. Тауфик Акбар стал её дублёром. Таким образом, Индонезия - первая в мире страна, избравшая первым своим астронавтом женщину. А потом была катастрофа «Челленджера». Она унесла жизни семи астронавтов - пяти мужчин и двух женщин и стала причиной длительной паузы в пилотируемых полётах США. Она повлияла на судьбы других астронавтов, в том числе и зарубежных. Не слетала в космос Судармоно. Не стал первым англичанином в космосе Найджел Вуд. Не вышел на орбиту бельгиец Дирк Фримаут (Прим. автора сайта: он сделал это позже 24 марта 1992 года на борту шаттла «Атлантис» в миссии STS-45). Не полетел на «Шаттле» индиец Парамасваран Радхакришнан... * * * В начале шестидесятых годов каждый полёт человека в космос был событием историческим. Не был исключением и 1963 год. В мае полёт Гордона Купера на корабле «Фэйт-7». Месяцем позже мир с волнением следил за подвигом (именно подвигом!) Валерия Быковского и Валентины Терешковой. Рекорд Быковского по продолжительности полёта на одноместных космических кораблях не побит до сих пор. А Валентина Терешкова 19 лет оставалась единственной женщиной среди космонавтов. Однако в 1963 году произошло ещё одно событие, имеющее прямое отношение к пилотируемой космонавтике. 3 ноября состоялась свадьба Андрияна Николаева и Валентины Терешковой. Очень долго они были единственной супружеской парой среди космонавтов, Потом появились супруги и в корпусе астронавтов США - Салли Райд и Стивен Хаули, Маргарет Седдон и Роберт Гибсон, Анна и Вилльям Фишеры. Но все они стали супругами до своего первого полёта в космос. Была и у нас супружеская пара, которая тоже должна была стать космической. В разное время пришли в отряд космонавтов Валентина и Юрий Пономарёвы, но ни ей, ни ему в космос слетать не удалось. После окончания МАИ Пономарёва стала работать в Отделении прикладной математики Академии наук СССР. Не бросала она и небо - по-прежнему занималась авиационным спортом. Однажды в 1961 году ей предложили попытаться поступить в отряд космонавтов. Сначала она не поверила в это предложение. А когда поверила, её охватили сомнения - как быть с маленьким сынишкой, постоянно требующим материнского внимания? Что скажет муж? Юрий тоже хотел стать космонавтом. Ведь он был авиационным инженером. Но шёл всего лишь 1961 год. В космосе побывали только военные лётчики Юрий Гагарин и Герман Титов. Да и американцы Шепард и Гриссом тоже были военными. И не просто военными, а лётчиками-истребителями. Юрий понял, насколько повезло Валентине, и полностью поддержал её стремление. Отбор был таким же строгим, как и у мужчин. Всего пять женщин сумели преодолеть все препоны комиссий. В этой группе Валентина Пономарёва оказалась единственной лётчицей, остальные были парашютистками. Валентине Леонидовне трудно было поверить в свою удачу, ведь на её глазах за бортом отбора остались очень классные лётчицы, такие, как Марина Попович. Но факт оставался фактом. В апреле 1962 года Пономарёва прибыла в Центр подготовки космонавтов. А потом потекли суровые будни. Именно суровые. Женщинам предстояло пробыть в космосе дольше Юрия Гагарина, а возможно, и Германа Титова. А время на подготовку было отведено то же самое. Если Гагарин готовился к своему полёту с марта 60-го по апрель 61-го, то женщины должны были освоить всю программу с апреля 62-го по май 63-го. В начале года уже была определена длительность полёта - минимум сутки, максимум трое. В конце концов определились и кандидаты на полёт. Пилотом была утверждена Валентина Терешкова, первым дублёром - Ирина Соловьёва, вторым - Валентина Пономарёва. Конечно, она в какой-то мере была расстроена. Ведь она была готова к тому полёту. Но Валентина Леонидовна и её подруги знали, что планы С.П. Королёва в отношении женщин не ограничиваются полётом одной Терешковой. И они продолжали готовиться. В частности, женская группа отрабатывала программу по выходу в открытый космос. А в 1969 году эту женскую группу расформировали. Причин, во всяком случае, оправдывающих такое решение, было несколько. Вероятно, не последней из них в который раз стал «убедительный» довод, что американцы женщин в космос не готовят. Впрочем, в застойный период был ещё один не менее «убедительный» - раз этим занимаются американцы, нам это не нужно. Всё шло раз заведённым порядком. Сначала была общекосмическая подготовка, затем начались тренировки в составе экипажа. Первоначально к полёту на космическом корабле «Союз-13» готовились несколько экипажей. В один из них входили Пётр Климук и Юрий Пономарёв. Предполагалось, что они будут дублерами Воробьёва и Яздовского. Но в связи с утверждением проекта совместного советско-американского полета ЭПАС часть космонавтов перевели на эту программу. Пришлось в интересах дела переформировывать некоторые экипажи. Климук стал готовиться к полёту с новым бортинженером Валентином Лебедевым, а у Пономарёва появился новый командир экипажа - Владимир Ковалёнок. Вместе они прошли солидную подготовку во время реализации программы полёта орбитальной станции «Салют-4». Когда на «Союзе-18» в космос ушли Климук и Севастьянов, их дублировали Ковалёнок и Пономарёв. А потом началась подготовка по новой программе. Все космонавты-новички возлагали надежды на «Салют-6». Впервые станция оснащалась двумя стыковочными узлами, впервые предполагалось снабжение «Салюта» автоматическими грузовыми кораблями «Прогресс». Все это позволяло увеличить продолжительность полёта основных экипажей. Появился и новый элемент - экспедиции посещения. На подходе был и трёхместный корабль «Союз-Т». Словом, шансы побывать в космосе у всех новичков повысились. И Юрий Пономарёв был готов принять участие в работах на орбите. В сентябре 1975 года он вместе с А.И.Дедковым начал подготовку к работе на борту «Салюта-6». Но неудачная стыковка «Союза-25» с этой станцией в самом начале программы перечеркнула все планы. Экипажи вновь были переформированы. Теперь в каждый из них входил, по крайней мере, один опытный космонавт. Некоторым новичкам пришлось уступить своё место в экипажах ветеранам. Одним из них был Юрий Пономарёв. Он ожидал назначения в новый экипаж. Но после одной из очередных медкомиссий Юрию дорога в космос была закрыта. В 1980 году Пономарёва отчислили из отряда космонавтов по состоянию здоровья. Не повезло. Полёты в космос будут продолжаться. Всё новые космонавты из разных стран будут выходить на орбиты. И конечно, будут среди них и новые супружеские пары. * * * Можно сказать без преувеличения, что летом 1989 года внимание посетителей 38-го аэрокосмического салона в Ле Бурже во Франции было приковано к советской части экспозиции. Подлинной сенсацией стал прилёт крупнейшего в мире транспортного самолёта Ан-225 «Мрия» с кораблём «Буран» на фюзеляже. Тем самым, который совершил полёт в космос. Большой интерес вызвали и истребители Су-27, МиГ-29, штурмовик Су-25, боевой вертолёт Ми-28. Наибольший наплыв посетителей был в дни демонстрационных полётов советских машин. Пугачёв удивил всех своей «коброй» на Су-27. Не меньший интерес вызвали полёты и МиГ-29. Но произошло непредвиденное. Во время одного из полётов упал МиГ-29, лётчик-испытатель Анатолий Квочур катапультировался в самый последний момент. Вся мировая пресса отмечала мужество советского пилота, который предотвратил падение самолёта на зрителей и стоянку других самолётов. Катастрофа никакого ущерба не принесла. В расследовании инцидента участвовали и французские специалисты. А произошло следующее. Во время полёта на минимальной высоте и минимальной скорости в воздухозаборник попала птица. И опять пресса писала, что в этой ситуации Анатолий Квочур проявил завидное самообладание и незаурядное мужество. Он сделал больше возможного. Значительная часть всех лётных происшествий и авиакатастроф в мире происходит из-за столкновения с птицами. Птица стала препятствием на пути в космос и одному астронавту США. 31 октября 1964 года солнечным ясным утром капитан ВВС Фримэн выполнял обычный тренировочный полёт на реактивном самолёте Т-38. При заходе на посадку на авиабазу Эллингтон он неожиданно влетел в стаю диких гусей. Один гусь разбил фонарь кабины, второй попал в воздухозаборник. Двигатель остановился. Только что изящный самолёт сразу же превратился в неуправляемый тяжелый кусок металла. Фримэн был опытным пилотом. Его налёт составлял 3000 часов, из которых 2000 - на реактивных машинах. Но высота была слишком мала. Фримэну оставалось только одно - катапультироваться. В прошлом, не раз рассказывая об американских астронавтах, наша пресса утверждала, что они преклоняются только перед одним идеалом - долларом. Навязывалась мысль, что в космос они летают только ради денег, любят ради денег. И пусть вслух не говорилось, но между строк всё-таки читалось, что они и мать родную готовы продать. Такой примитивный портрет, рассчитанный на не очень умного человека. А сейчас все мы четко видим, что люди, поклоняющиеся золотому тельцу, существуют во всех уголках мира, при любом общественном строе. В то же время в мире множество людей имеют совсем иные ценности. Нельзя не сказать и о том, что люди одной профессии похожи независимо от того, где они живут, в какие идеалы верят, что едят. Особенно роднят людей профессии, требующие мужества. Шахтёр всегда узнает шахтёра, моряк моряка, лётчик лётчика. И поступают они в сходных ситуациях, как правило, одинаково. А мужество и подлость несовместимы. Советскому лётчику Анатолию Квочуру не оставалось ничего другого, как катапультироваться. Но прежде чем покинуть умирающий самолёт, он сделал всё возможное, чтобы отвести беду от других. И у Теодора Фримэна оставался единственный выход. Но его самолёт нёсся над жилыми домами авиабазы. И катапультируйся Фримэн немедленно, самолёт рухнул бы на них. Настоящий пилот допустить этого не мог. Фримэн отвернул машину в сторону, и, убедившись, что городок остался позади, катапультировался. Но за эти несколько секунд запас высоты был потерян. Парашют Фримэна раскрыться не успел. Американский корпус астронавтов понёс свою первую потерю. Расследование катастрофы показало, что если бы Фримэн не стал отворачивать самолёт, а покинул бы его, то остался жив. И наверняка потом слетал бы в космос. С уверенностью можно сказать, что он побывал бы и на Луне. И уж, конечно же, заработал бы кучу денег. Но для Теодора Фримэна все деньги мира ничего не значили в сравнении с одной человеческой жизнью. Да что там деньги! Он чужую жизнь ценил выше своей собственной. Он доказал это. И поэтому его имя будет вырезано в гранитной плите Мемориала астронавтов. * * * Каждый раз на заседании Государственной комиссии космонавты с волнением ожидают утверждения основного и дублирующего экипажей. И, конечно же, каждый в душе надеется, что окажется в первом. Естественно, что в какой-то мере расстраиваются те, кто услышал свои фамилии среди дублёров. Но у них остаётся надежда. Надежда на то, что в следующий раз их фамилии будут названы в составе основного экипажа. Но так бывает не всегда. Иногда дублёр знает, что шансов самому полететь в космос у него уже нет. Речь идет о зарубежных космонавтах, готовившихся к полётам на советских космических кораблях и орбитальных станциях. Действительно, из 15 дублёров гостей-космонавтов только двое сами слетали в космос. Александр Александров участвовал во втором советско-болгарском полёте на корабле «Союз ТМ-5» и на станции «Мир». Француз Патрик Бодри слетал на американском ракетоплане «Дискавери». Так что в абсолютном большинстве случаев двое прибывших на подготовку в Звёздный городок кандидатов знают - полетит всего один. Но всё равно, наверное, у каждого в душе остаётся надежда,. что пройдут годы и он вырвется за пределы земного тяготения. Всё может быть. Но уже никогда не полетит в космос вьетнамский летчик, прошедший подготовку в качестве дублёра, Буй Тхань Лием. Он погиб в авиакатастрофе. А для остальных космос еще не закрыт. Одним из них является польский летчик Зенон Янковский. Зенон успешно сдал вступительные экзамены, не стала барьером на его пути и врачебно-лётная комиссия. Янковский был зачислен. Его сразу же направили в лагерь авиационной военной подготовки. Там он впервые и полетел вместе с инструктором на планере. Незаметно пролетели первые месяцы теоретической подготовки. Весной 1957 года Зенон Янковский был уже на полевом аэродроме. Там он начал осваивать учебный самолёт Як-18. Тот самый тип самолёта, на котором впервые полетел Юрий Гагарин. Инструкторы сразу отметили, что Янковский прирожденный лётчик. Поэтому в конце первого года учёбы его перевели в Демблин для обучения на более новых и более «строгих» учебных самолётах Як-11, которых в Радоме не было. Далее произошло то, что бывает довольно редко. Способности Зенона были настолько высоки, что его откомандировали для продолжения учёбы в боевую часть, летавшую на реактивных истребителях МиГ-15. Ещё курсантом он получил квалификацию военного лётчика 3-го класса и звание пилота-инструктора. Курсант-инструктор - необычное сочетание. Весной 1960 года он вернулся в родное авиаучилище только для того, чтобы завершить формальную подготовку к присвоению офицерского звания. 13 марта Зенон Янковский стал офицером, имея к этому времени 250 часов налёта. И не знал он тогда, что на следующий день в Советском Союзе приступил к занятиям первый отряд космонавтов. Зенон получил назначение в ту самую боевую часть, куда ранее он был командирован из училища. Должность была ответственной - инструктор. Два года там он обучал своих младших коллег полётам на боевых реактивных самолётах, там он получил квалификацию военного лётчика 2-го, а затем и 1-го класса. Командование видело в лице Янковского очень перспективного лётчика, педагога, командира и всячески содействовало повышению его лётного мастерства. Зенон был переведён в часть истребителей-бомбардировщиков, где он быстро освоил самолёт МиГ-17. Янковский понимал, что профессиональный рост невозможен без глубоких знаний. Осенью 1966 года он поступил в академию Генерального штаба им. Кароля Сверчевского, где изучал управление войсками. После окончания академии в 1969 году Зенон был назначен командиром авиазвена истребителей-бомбардировщиков. И вновь он быстро стал продвигаться по служебной лестнице. Начальник стрелковой службы эскадрильи, командир эскадрильи, штурман авиаполка. На вооружение ВВС Польши уже поступали новые сверхзвуковые Су-7, и Янковский был послан на переучивание. Он быстро освоил этот самолёт, а вскоре и истребитель-бомбардировщик с изменяемой геометрией крыла. Весной 1976 года он стал заместителем командира авиаполка. Летом того же года в Польше проходили учения армий стран Варшавского договора «Щит-76». Зенон Янковский многих удивил на этих учениях своим лётным мастерством. Им заинтересовались авиационные медики. Они видели в нём какой-то феномен. Поэтому после учений он был направлен на обследование в институт авиационной медицины. Там в это время проходил отбор первых польских космонавтов. Фактически уже были четыре полуфиналиста - Анджей Бугала, Хенрик Халка, Мирослав Гермашевский и Тадеуш Кузнора. Однако медицинские показатели Янковского были настолько высоки, что его пятым добавили в эту уже сформированную группу. А после окончательного отбора в ЦПК им. Ю.А. Гагарина Польша командировала только двоих, Гермашевского и Янковского. В Звёздный они прибыли в декабре 1976 года. Как всегда сначала была теоретическая подготовка. Затем тренировки в составе экипажей. Некоторое время польские космонавты готовились с Василием Лазаревым и Олегом Макаровым. Затем были сформированы окончательные экипажи. Гермашевский работал с Петром Климуком, Янковский - с Валерием Кубасовым. Шансы на полёт у обоих польских кандидатов были всё время равны. Некоторые западные аналитики советской космонавтики даже утверждают, что Янковский долгое время был главным кандидатом на полёт. Они ссылаются на то, что в Польше выпустили почтовую марку в честь первого польского космонавта Зенона Янковского. Но потом весь тираж был изъят и появилась новая марка с портретом Гермашевского. Да, получилось так, что первым и пока единственным польским космонавтом стал Мирослав Гермашевский. Но с полным правом им мог стать и 3енон Янковский, который после возвращения из СССР продолжил свою лётную службу. И можно с уверенностью сказать, что его имя ещё не раз прозвучит в авиационной истории Польши. Да, есть какая-то несправедливость, нелепость в том, что двоим открывают дверь в неведомое, но позволяют пройти в неё только одному. Второй как бы становится без вины виноватым, запланированным неудачником, всю дальнейшую жизнь вспоминающим, как он «служил в космонавтах». Но время, проведённое в Центре подготовки космонавтов, безусловно, не проходит бесследно. Оно, как ракета-носитель, выводит на новую профессиональную высоту. * * * Так уж устроена жизнь, что во всех сферах деятельности человека постоянно происходит ротация кадров. Одни уходят, другие приходят на их место. Одной из особенностей профессии космонавта является то, что они иногда уходят, так и не выполнив своего предназначения - полёта в космос. Так бывает в СССР, так бывает и в США. Тех, кому в Америке не удалось совершить полёт в космос, можно условно разделить на две группы. Большей части из них совершить полёт в космос не удалось из-за гибели. Другие сами ушли из группы астронавтов НАСА по различным причинам. И только один был отчислен по состоянию здоровья. Правда, в своё время по медицинским соображениям выводили Доналда Слэйтоиа, Алана Шепарда. Но они победили недуги и совершили космические полёты. Кое-кто уходил из-за травм и болезней уже после того, как становился астронавтом. Одному же болезнь помешала выйти на орбиту. В июне 1957, года Булл вступил в военный флот США. Он хотел быть морским лётчиком. Ему пошли навстречу. На базе Кингсвилл в штате Техас Джон прошёл лётную подготовку. Затем началась строевая служба. С марта 1959 года по ноябрь 1960-го лейтенант ВМС Булл служил в 121-й и 92-й истребительных эскадрильях. Там он пилотировал истребители Ф-3 «Демон». Затем его перевели на флотскую авиабазу Мирамар в Калифорнии, в Л 4-ю эскадрилью, которая летала на новых истребителях Ф-4 «Фантом-2». Затем он трижды принимал участие в боевой службе в западной части Тихого океана, летая с авианосцев «Рэнджер», «Хэнкок» и «Киттихок». В феврале 1964 года Джон Булл закончил школу лётчиков-испытателей военного флота, став лучшим в своём выпуске: Он получил назначение в лётно-испытательный центр ВМС на базе Пэтьюксент-Ривер в Мэрилэнде. Там Джон служил в качестве лётчика-испытателя проекта в отделении, специализирующемся на авианосцах. Примерно в это же время НАСА объявило о том, что предстоит новый набор в команду астронавтов НАСА. Вскоре были опубликованы критерии отбора. Булл подходил по всем статьям, и он подал заявление. 4 апреля 1966 года Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства сообщило о наборе 19 новых астронавтов. Вторым в этом списке по алфавиту значился лейтенант-коммандер ВМС США Джон Булл. К этому времени его налёт в воздухе составлял 2100 часов, из которых 1800 на реактивных машинах. Сначала всё шло хорошо. Джон втянулся в новые обязанности, много времени уделял изучению специфических космических дисциплин, выполнял специальные задания НАСА. Но через два года медики выявили у него редкое заболевание лёгких. Медицина помочь ничем не могла, с мечтой о космосе пришлось расстаться. 19 июля 1968 года Джон Булл вынужден был уйти из группы астронавтов. Болезнь помешала продолжению службы в военном флоте. Демобилизовавшись, Булл поступил в Стэнфордский университет, где в 1973 году защитил степень доктора наук. Затем работал в исследовательском центре НАСА Эймс в Моффет-филд в штате Калифорния. Связь с небом и космосом осталась. Всего один из 172 астронавтов НАСА, отобранных на конец 1989 года! Из первого отряда космонавтов ушли по состоянию здоровья, так и не слетав в космос, Анатолий Карташов и Дмитрий Заикин. Вставал вопрос об отчислении из отряда до полета по медицинским соображениям Владимира Комарова, Георгия Шонина, Виктора Горбатко. Из-за травмы ушёл Валентин Варламов. Перелом ноги чуть не помешал стать космонавтом Павлу Беляеву. По дисциплинарным соображениям были отчислены Григорий Нелюбов, Иван Аникеев, Валентин Филатьев, Марс Рафиков. Погиб Валентин Бондаренко. Первая группа астронавтов НАСА насчитывала 7 человек. Все семеро слетали в космос. Во вторую группу были включены 9 астронавтов. В космосе побывали восемь. Гибель помешала Эллиоту Си стать астронавтом. В третьей группе было 14 человек. Десять из них вышли на орбиты. Четверо остальных - Теодор Фримэн, Чарлз Басеетт, Роджер Чаффи и Клифтон Уилльямс - погибли до своего первого полёта... Из 20 членов первого отряда наших космонавтов в космос слетали 12. Только одной из пяти женщин, пришедших в отряд в 1962 году, посчастливилось увидеть Землю из космоса. Всего семеро вышли на орбиты из 15 человек набора 1963 года. И только шестеро из 20, пришедших в отряд в 1965 году, принимали участие в космических полётах. Статистика, увы, не в нашу пользу. * * * Журналисты, рассказывая об очередном экипаже, стартовавшем в космос, зачастую любят подчеркнуть, что их герои чуть ли не с пелёнок мечтали о профессии лётчика и космонавта. Впрочем, так действительно бывало нередко. Например, Константин Феоктистов ещё школьником «вычислил», что он полетит в космос в 1964 году! Удивительное предвидение. Однако бывало и так, что будущие космонавты шли в лётные училища почти случайно, что не мешало стать им впоследствии прекрасными лётчиками. И были в отряде и такие, кто в космонавты вовсе не рвался. Через некоторое время Евгения перевели в строевую часть. Он прошёл путь от рядового лётчика до заместителя командира эскадрильи, летая на современных машинах. Служил в Польше, затем в Узбекистане. Однажды в 1975 году Евгений Салей совершал обычный тренировочный полёт на истребителе МиГ-21. Во время проведения одного из маневров внезапно разлетелся фонарь кабины. Осколки плексигласа ударили по защитному шлему и кислородной маске. А земля была совсем рядом. В первые мгновения Салей не понял, что произошло. Его ослепил и оглушил поток встречного воздуха. Чутьё лётчика подсказало, что истребитель несётся в перевёрнутом положении. Выправив машину, Евгений Владимирович попытался опустить светофильтр шлема, но от того остались только клочья. Лётчик доложил о случившемся и сообщил, что будет производить экстренную посадку. Он не знал, что земля не слышит его, так как поток воздуха оттянул ларингофоны. Нагнувшись, насколько позволяли привязные ремни, под защиту козырька кабины, Салей сориентировался и стал заходить на посадку. А на аэродроме по-прежнему ничего не знали о происшедшем в воздухе. На командно-диспетчерском пункте все замерли, увидев, как, пересекая курс другой снижающейся машине, к посадочной полосе стремительно приближался истребитель. И только на пробеге поняли, что случилось. А через несколько мгновений после остановки самолёта видавшие многое авиационные врачи удивленно качали головами. Они не могли понять, как летчику удавалось дышать - его кислородная маска была полна крови... После того памятного для Евгения полёта его лётный шлем находится в музее ВВС в Монино. А он продолжал трудную работу лётчика-истребителя. Однако Евгений понимал, что для профессионального роста нужны новые знания. В 1976 году Салей поступил в Военно-воздушную академию имени Ю.А.Гагарина, но учиться в ней ему не пришлось. Командование предложило ему пройти медицинскую комиссию для отбора в отряд космонавтов. Предложение было заманчивое, но оно Евгения не прельщало. Кто знает, что ждёт в отряде? В авиационных кругах немало ходило историй о тех, кто и космонавтами не стал, и свою лётную карьеру загубил. А Евгению своё будущее представлялось ясным. Летал он отменно. Плохих лётчиков (если таковые вообще имеются!) не рекомендуют в академию и предложений о поступлении в отряд космонавтов им не делают. А после академии - назначение на командные должности, лётная работа. Словом, налицо профессиональный рост, продвижение по служебной лестнице. Так что в космонавты Салей не рвался. Синица в руках казалось надёжнее журавля в небе. Но в армии очень часто предложение означает приказ. Там не особо жалуют тех, кто не прислушивается к мнению командиров, в том числе когда отказываются от повышения в должности. Есть в отказчиках какая-то ненадёжность. Евгений всё это хорошо понимал. Но он не раз слышал о строгостях медиков при отборе кандидатов в отряд и полагал, что зачисляют туда каких-то сверхздоровяков. Салей себя таким не считал, хотя и на здоровье не жаловался. Поэтому, он принял предложение и со спокойным сердцем отправился на комиссию. Он предполагал, что медицинский барьер не преодолеет и начнет учёбу в академии. Среди студентов частенько успешно сдают экзамены те, кто полагает, что не знает ничего, что всё равно провалится и поэтому предстаёт перед преподавателем спокойным и уравновешенным. Наверное, то же случилось и с Евгением Салеем. В 1976 году его зачислили в отряд космонавтов. К тому времени в ЦПК уже было принято решение - в рамках подготовки и с перспективой использования в программе «Буран» космонавты-новички должны пройти обучение на испытателей. Кроме общекосмической подготовки, девять новых членов отряда космонавтов познавали премудрости летно-испытательной работы. Всем им было присвоено звание «Лётчик-испытатель 3-го класса». Евгению Владимировичу эта работа пришлась по душе. Пока в космос летали представители предыдущих наборов, он продолжал испытывать авиационную технику. Ему был присвоен 2-й класс испытателя, он уже готовился к сдаче на первый, но пришло время вплотную заняться тем, ради чего он был зачислен в отряд. Для очередного этапа полёта орбитальной станции «Салют-7» были сформированы новые экипажи. Началась интенсивная подготовка, пошла конкретика, а не общий курс. Для длительной экспедиция наиболее подходили два экипажа. В первый входили Владимир Васютин, Виктор Савиных и Александр Волков. Во втором были Александр Викторенко, Александр Александров и Евгений Салей. С начала подготовки было ясно, что первый экипаж будет основным, а второй - дублирующим. Старт был намечен на начало 1985 года. Экипажи уже готовились к вылету на космодром, когда неожиданно была потеряна связь со станцией «Салют-7». Сначала казалось, что это конец всей программы. Космонавты приуныли. Новая станция была ещё в стапелях, и когда представится новый шанс, оставалось только гадать. Но после тщательного анализа ситуации появилось предложение - послать экипаж для попытки стыковки со станцией и её ремонта. И хотя новички понимали, что выполнение этой задачи будет доверено космическим асам, они приободрились. Такое решение означало продолжение программы и вселяло надежду. Бортинженеров, уже бывавших на космических орбитах, из сформированных экипажей перевели в экипажи, готовящиеся к спасению станции. Это было сделано с дальним прицелом. В случае успеха к уже находящемуся на борту бортинженеру должны были присоединиться командир и исследователь из первоначального экипажа. Таким образом, можно было выполнять давно подготавливаемую программу. В июне в космос стартовали Владимир Джанибеков и Виктор Савиных. Проявив высочайший профессионализм и истинное мужество, они состыковались со станцией, которая, по сути, была мертва, и оживили её. Можно было продолжать программу. 17 сентября 1985 года на рабочую орбиту ушли Васютин, Гречко и Волков. Джанибеков и Гречко возвратились на Землю, а Васютин, Савиных и Волков приступили к запланированной и давно отрепетированной работе. Подполковник Салей был дублёром Александра Волкова. Он знал программу полёта назубок и был готов к её выполнению. Но дублёры остаются на Земле - таков суровый закон. Однако существует и другой закон - вчерашние дублёры сегодня включаются в основной экипаж. У Евгения Владимировича были все основания полагать, что в следующем, 1986 году, ну в крайнем случае в 1987 году и он выйдет на орбиту. Но какой-то слишком невезучий экипаж сейчас работал на орбите. Неожиданно заболел Владимир Васютин. Попытки вылечить космонавта на борту станции успеха не имели. Экипаж пришлось досрочно возвращать на Землю, программу работ на «Салюте-7» выполнить полностью не удалось. В принципе каждый здоровый человек может заболеть. Да, люди болеют, и с этим связаны вполне определенные расходы, производство несет убытки. На любой отчетной профсоюзной конференции председатели профкомов с явным неудовольствием сообщают число пропущенных по болезни человеко-дней и суммы, затраченные по статье соцстраха. Болезнь космонавта обходится во много раз дороже. Если учесть, что за время своей космической карьеры он проходит бесчисленное количество медкомиссий, что врачи знают состояние его здоровья лучше своего собственного, что к полёту допускаются абсолютно здоровые люди, можно предположить, что именно медиков упрекнули в том, что они ещё на Земле проморгали болезнь Васютина. Не удивительно, что медицина ужесточила требования к кандидатам на полёт. Вряд ли Евгению Салею помешал бы в космосе тот факт, что одна почка у него находится чуть ниже другой, но, тем не менее, в ноябре 1987 года он вынужден был расстаться с отрядом космонавтов с формулировкой «по состоянию здоровья». Евгений Салей вернулся в ряды лётчиков ВВС и летает по сей день (октябрь 1990). Очень хочется, чтобы его летная активность продолжалась как можно дольше. Не повезло в космосе, пусть повезёт в воздухе и на земле! Одиннадцать лет подготовки Евгения Салея в отряде космонавтов стоили государству немало. Ранее государство также вложило определенные средства в Евгения, готовя его к службе в качестве лётчика-истребителя, которую ему пришлось прервать. Но наиболее ущербным представляется моральный фактор. Человека срывают с места, ломают ему карьеру, в течение нескольких лет питают надеждой, а потом говорят «нет». Так уж ли это оправдано? Не просматривается ли здесь обычная перестраховка, стремление уйти от ответственности, пресловутое «как-бы-чего-не-вышло»? В 1979 году Александр Викторенко во время тренировки в сурдокамере случайно был поражён электротоком. К тому же, падая, он получил травму головы. Целых шесть часов находился в бессознательном состоянии. Встал вопрос не только об отчислении его из отряда космонавтов, но и о списании с лётной работы. Но Викторенко доказал, что способен побороть недуг. Сначала в полётах на самолётах, потом в коротком космическом, наконец, в длительном на борту станции «Мир». Но доказать он сумел лишь только потому, что ему предоставили такую возможность. Так, может быть, нужно дать эту возможность доказать Евгению Салею, Николаю Грекову, другим космонавтам с приставкой «экс», в подготовку которых вложены немалые средства? Только вот вопрос: захотят ли они вернуться в отряд? И не придётся ли при таком отношении к людям через десяток лет зазывать в отряд космонавтов молодых ребят, как сейчас зазывают в некоторые вузы, снижая в ущерб делу требования и проходной балл?! * * * Безусловно, можно было бы рассказать и о других космонавтах и астронавтах, по тем или иным причинам не летавших в космос. В общем-то, судьбы их в чём-то схожи. В то же время все они очень разные. Но все они достойны памяти и уважения. Обстоятельный рассказ о них ещё впереди. Подождём! Приложение
"Экипажи космических кораблей" см. на отдельной странице этого сайта.
Послесловие Леона Розенблюма
(историка космонавтики, эксперта по космическим эмблемам)
Как вся русская литература вышла из гоголевской
«Шинели», так и вся литература и периодика по
истории советской/российской космонавтики, которую мы имеем возможность
читать в наши дни, (а также, несомненно, и этот
сайт) вышла из тонкой и невзрачной на вид брошюры Вадима
Молчанова «О тех, кто не вышел на орбиты».
Вадим Молчанов изучил тысячи источников, встречался и переписывался с участниками событий, с космонавтами и дублёрами. В глухие советские времена он, как мог, исследовал реальную историю советской пилотируемой космонавтики, став наилучшим её знатоком, настоящим и едва ли не единственным независимым историком. Он был пламенным, бескорыстным энтузиастом космонавтики. Его статьи на английском языке публиковались в журнале Spaceflight. Вокруг него начал сплачиваться круг энтузиастов-единомышленников. В октябре 1990 г. вышла его брошюра «О тех, кто не вышел на орбиты». Это было прорывом. День выхода книги в свет стал днём рождения независимой российской истории освоения космоса. У него были большие планы. Народившаяся свобода печати сулила большие возможности. Он стал автором журнала «Новости космонавтики», готовил вторую книгу. Увы, тяжёлая, мучительная болезнь, с которой он мужественно боролся, оборвала его жизнь в расцвете таланта. 22 сентября 1996 г. Вадима Молчанова не стало. Он похоронен в Туле, но зароненное им зерно дало прекрасные всходы, принёсшие неоценимую пользу. |